Начало

Москва. Март. Мы с Олей сидим в кафе «Саттва» на улице Куусинена. Я с набитым ртом рассказываю о своих делах. Это вторая порция самос за день, которую я с удовольствием поглощаю. Оля задержалась на работе примерно на час. Мне ничего не оставалось, как скрасить ожидание вкусным перекусом. Но я знала, что позже, когда Оля придет, не смогу спокойно сидеть и смотреть, как она ест самосы, поэтому оставила место для второй порции.

Самосы — блюдо индийской кухни, по-нашему пирожки. Индийцы в наивысшей степени разбираются в еде: она согревающая, маслянистая, пряная, но при необходимости может и охладить. Индийцы знают толк в начинке, а точнее, в её количестве. Тесто в самосах играет роль тонкого удерживающего барьера между начинкой и тем, кто собирается ею насладиться. Я всегда считала, что тесто для начинки должно быть как правильная рама для картины — подчёркивать ее достоинства и не оттягивать на себя слишком много внимания. Начинки в самосах выдающиеся и по размерам, и по вкусу. Мои любимые — яблоко, мак, зелень и сыр, чечевица с пряностями.

— Ты же понимаешь, что я не просто так тебя позвала на встречу.

— Умммууу, — ответила я, через набитые щеки, а потом, проглотив, — конечно, понимаю, Оль.

— Я хотела сперва выяснить, как у тебя дела, в каком ты сейчас состоянии.

— А я все жду, когда ты перейдешь к сути дела… Встретились два шпиона. Сели друг напротив друга. Слушают и терпеливо ждут, когда собеседник раскроет свои намерения.

 Оля мне нравится. Она относится к тому типу горожан (надо сказать, моему самому любимому), которые или почти исчезли, или их совсем не видно из-за витринности современной Москвы. Оля просто родилась в Москве. Так же просто как, люди рождаются в любом другом городе нашей страны, и их зовут пензенцы, сургутяне, читинцы, магаданцы.

Оля — инженер-проектировщик. Родители Оли — радиоинженеры. Они участвовали в подготовке и строительстве объектов Олимпиады -80 в Москве, монтировали новые студии, когда в стране появилось цветное телевидение. Папа Оли по самоучителю освоил игру на фортепиано. В их доме всегда играла музыка. Бабушки, когда собирались, пели, мама пела. Интеллигенция, одним словом, но не ряженая, а настоящая — трудолюбивая, спокойная, с прекрасным чувством юмора и всегда переживающая, что своей просьбой или словом принесет беспокойство окружающим.

Глядя на Олю, сразу вижу человека. У материального изобилия, особенно в городе, есть грань, которую очень легко пересечь, а выбираться, как из болота очень сложно, и даже болезненно. За этой гранью царит пошлость. Блага выпирают, блестят, пикают, шумят, бибикают. Нет им конца и края. Они и услаждают, и душат одновременно. Человека там очень трудно разглядеть.

Мы с Олей познакомились четыре года назад. Вместе учились в проекте Марины Замшарифовны, «Институт Бхагавад- Гиты». Постигали основы духовной науки. Меня тогда посетила очень радостная и энергичная муза. Итогом нашего обучения стало видео в стиле немого кино «Агенты Бхагавад — Гиты». До меня доходили слухи, что его показывали на фестивалях, которые организовывала команда Марины Замшарифовны. А за мной закрепился статус очень творческой барышни с замашками на должность режиссёра.

— Помнишь хор, в котором я пою? Я ещё год назад хотела тебе написать.

— Припоминаю, — отвечаю я, всё ещё с набитым ртом.  

— Надо снять про нас ролик.

— Сроки?

 Оля замолкает. Наступает пауза. По лицу Оли расползается улыбка.

— Насть…

— Понимаю. Сроки — это вчера. Узнаю твой стиль, Оль. И даже соскучилась по нему.

 Мы смеёмся, доедаем оставшиеся самосы и разбегаемся по своим делам.

 Позже мы начали обсуждать съёмки, готовиться, собирать команду. И, тьфу- тьфу, уже приблизились к последнему съёмочному дню.